Дикие лошади - Страница 29

ГЛАВА 6

Полицейский пресек мою попытку пройти по бетонной дорожке.

— Что случилось? — спросил я.

— Очистите дорогу, пожалуйста. — Полицейский был молод, мускулист, деловит и не питал симпатий к неизвестным зевакам. Он должен был сдерживать — и сдерживал — небольшую толпу, намеревавшуюся поближе посмотреть на происходящее.

— Пожалуйста, отойдите назад, сэр. — Он почти не смотрел на меня, этим невниманием создавая впечатление огромного физического барьера, который я и не намеревался преодолевать.

Я пробился сквозь толпу любопытных и за их спинами прибег к помощи своего постоянного спутника — мобильного телефона, чтобы набрать номер Доротеи. После показавшегося мне очень долгим молчания я услышал потрясенный женский голос, произнесший:

— Алло.

— Доротея? — спросил я. — Это Томас.

— Ох! Ох, нет! Я Бетти. Где вы, Томас? Вы можете прийти?

Я объяснил ей, что я снаружи, но меня не пускают, и через несколько секунд она выскочила на дорожку, чтобы забрать меня. Огромный полицейский отступил в сторону, равнодушно пожав плечами, а я последовал за Бетти к дому.

— Что случилось? — спросил я у нее.

— Кто-то вломился внутрь. Это ужасно… Они едва не убили Доротею… Как они могли? Доктор Джилл только что приехал, и полиция тоже, и везде так много крови, и они фотографируют, и это все так невероятно…

Мы вошли в дом, изнутри выглядевший так, словно по нему пронесся торнадо.

Первая от входа комната — спальня Валентина — была разгромлена: ящики комода свалены на пол, их содержимое разбросано. Гардероб стоял открытый и пустой. Картины были сорваны со стен, их рамы изломаны. Матрас и подушки вспороты, набивка разворошена.

— И везде так, — всхлипнула Бетти. — Даже в ванных и в кухне. Я должна вернуться к Доротее… Я боюсь, что она умрет…

Бетти оставила меня и скрылась в спальне, куда я нерешительно последовал, обойдя кругом лужу подсыхающей крови в коридоре.

Но мне не было нужды чувствовать себя незаконно проникшим: в комнате было полно народу. Робби Джилл стоял так, что почти загораживал от меня Доротею, неподвижно лежавшую в обуви и чулках на остатках ее постели. Два санитара из «Скорой помощи» занимали половину свободного места своими носилками на колесиках. Женщина в полицейской форме и фотограф были заняты делом. Бетти проложила путь через это людское скопление, позвав меня за собой.

Робби Джилл поднял взгляд, увидел меня, кивнул и чуть отступил назад, в результате чего я увидел Доротею. К горлу подступила тошнота, и неистовый гнев охватил меня.

Она лежала на кровати без сознания, истекая кровью, на ее щеке и лбу были глубокие порезы, а губы разбиты в сплошное месиво.

— Сломана правая рука, — диктовал Робби Джилл женщине-полицейскому, делающей запись в блокноте. — Имеются внутренние повреждения… — Он остановился. Даже для доктора это было слишком много. Одежда Доротеи была разорвана, ее старые груди и живот были открыты, на теле обильно кровоточили две резаные раны, одна из которых была столь глубока, что внутренности выпирали сквозь брюшную стенку. Запах крови наполнял воздух.

Робби Джилл достал из своей сумки стерильные повязки и велел всем, кроме женщины-полицейского, выйти. Та сама была чрезвычайно бледна, но осталась на своем посту, а все остальные, в том числе и я, молча повиновались.

Бетти дрожала, по ее щекам катились слезы.

— Я пришла посмотреть, приготовила ли она себе что-нибудь поесть. Она совсем не заботится о себе теперь, когда Валентина нет. Я вошла через заднюю дверь в кухню и увидела разгром… Это ужасно… Я нашла ее истекающей кровью на полу в коридоре, и думала, что она мертва… Я позвонила доктору Джиллу, потому что его номер был записан прямо возле телефона в кухне, и он вызвал полицию и санитаров… Они перенесли ее в спальню. Вы думаете, с ней будет все в порядке? — Ее трясло от переживаний. — Она не должна умереть. Кто мог сделать это?

Я представлял и ставил в фильмах сцены столь же ужасные и даже куда хуже, но кровь, которую мы использовали, чаще всего была губной помадой, растворенной в масле, чтобы она была липкой, а кишки делались из надутой шкурки для сосисок, смертный пот наносился на загримированные сероватой краской лица через распылитель.

Пришли еще люди — видимо, полицейские в штатском. Бетти и я переместились в гостиную Доротеи, где царил такой же, как и в остальных комнатах, беспорядок.

— Кто мог сделать это? — в оцепенении повторяла Бетти. — Зачем кому-либо делать это?

— У нее было что-нибудь ценное? — спросил я.

— Конечно, нет. Просто ее мелкие побрякушки. Безделицы, сувениры. Они порвали даже свадебное фото ее и Билла. Как они могли? — Она подняла обломки рамки, плача от боли, причиненной ее подруге. — И ее прелестная розовая ваза… Она любила эту вазу.

Я уставился на розовые осколки, потом опустился на одно колено и безрезультатно обшарил ковер вокруг них.

«Я положила ключ в розовую вазу в моей гостиной».

Голос Доротеи отчетливо звучал в моей памяти. Ключ от кабинета Валентина, запертого ею, чтобы не дать ее сыну Полу забрать книги.

Яростно, но беззвучно ругаясь, я прошел по коридору и распахнул приоткрытую дверь кабинета. Ключ был в замке. Святая святых Валентина была разгромлена, как и весь остальной дом; все, что можно было разбить, было разбито, все мягкое распорото, все фотографии уничтожены.

Все книги исчезли.

Я открыл стенной шкаф, где, как я знал, Валентин хранил папки, содержащие статьи, которые он писал для газет.